1) Самое главное преимущество картины, которое, как мне кажется, послужило одной из главных причин её успеха - это неоднозначность происходящего. То, что творится на экране, можно трактовать почти как угодно, начиная с реализма (мужики набухались, поехали крышей и порешали друг друга) и заканчивая мистикой (на маяке живёт неведомое нечто, которое свело смотрителей с ума). Хотя как раз в пользу второй версии говорит то, что лампа маяка в конце раскрывается перед Уинслоу самостоятельно - словно кто-то невидимый радушно приглашал несчастного психопата взглянуть на то, чем он так жаждал обладать. Сам я, пожалуй, придерживаюсь второй версии - мне кажется, что на маяке действительно происходило нечто сверхъестественное, вытаскивавшее скелеты из шкафов главных героев на свет божий. Хотя, с такими условиями, в каких был вынужден ютиться Эфраим, никаких ЧуЧундр для безумия и не нужно...
2) Вторым я бы хотел отметить неподражаемую актёрскую игру. Она действительно вышла выше всяких похвал - и если с тем же Дефо это было вполне ожидаемо (этот дядька почти полвека варится в актёрском бизнесе), то Паттинсон... Скажу прямо - до этого я воспринимал его исключительно как актёра средней руки со смазливым личиком, которому повезло стать иконой для миллионов неадекватных фанаток сверкающих на свету вампиров. Но теперь я готов засунуть эти свои слова себе же в глотку. Паттинсон сыграл если и хуже Уиллима, то совсем немного, буквально на фалангу пальца. Когда я смотрел фильм, то у меня даже не возникало сомнений в истинности происходящего - оба главных героя получились настолько живыми и выразительными, что хотелось поаплодировать;
3) К слову, о персонажах - если подробнее, то я считаю их очень харизматичными. И омерзительными. Трагическими - и тошнотворными. Одновременно. Не знаю, бывало ли у вас такое чувство, когда вы смотрите на некоего крайне неприятного субъекта, к которому в жизни и близко бы не подошли, но в душе испытываете к нему странную помесь жалости и приязни - но именно этот коктейль эмоций не оставлял меня на протяжении просмотра. Эфраим Уинслоу - угрюмый усатый молодчик, нанявшийся в помощники смотрителя, чтобы сбежать от грехов прошлого. Томас Уэйк - хмурый, желчный и деспотичный старик, эксплуатирующий нового помощника и буквально одержимый светом маяка. У них обоих полно пороков и разных грязных секретов - кое-что зрителям рассказывают, а то и, кхм, показывают, но большая часть всё же остаётся на домысливание. К чести Эггерса, он не переборщил с СПГС - того, что показывали в фильме, вполне достаточно, чтобы иметь достаточное представление о личностях героев. Хотя я жалею, что он отказался от сцены, где нам показали бы, как Уэйк с нежностью разглядывает фотографии своих детей - это внесло бы больше неоднозначности в образ старого пердуна;
4) Хотя со стороны фильм может показаться унылым и скучным, на самом деле в нём бешеная динамика - следом за депрессивным и мрачным эпизодом легко может последовать разрядка смехом, и наоборот. Взять хоть меметичную сцену, где старик призывает все кары морские на голову непочтительного юнца, посмевшего обругать его стряпню - с одной стороны, она безусловно смешная. С другой... Она ещё и жуткая, без дураков. Умелая работа оператора и игра теней превращают обычного вздорного старикана в ожившее изваяние древнего морского божества. Гром, вторящий гневной речи Уэйка, словно обозначает присутствие чего-то могучего, стоящим выше человека и тварной природы. И ещё - на протяжении большей части тирады смотритель не моргает... Про работу голосом самого Дефо я и говорить не стану - тут лучше услышать всё самому. Аналогичная динамика, кстати, наблюдается и в отношениях между персонажами: вот Уинслоу и Уэйк весело ужинают, танцуют и даже обнимаются - а уже через несколько секунд устраивают безобразную драку. И так на протяжении почти всей картины. Причём это не выглядит неестественным - я на своём опыте знаю, как люди в один момент могут тепло обнимать друг друга, а в другой - уже в сердцах проклинать;
5) Напоследок я хочу отметить все те образы, отсылки и символизм, который режиссёр добавил в свою картину. Первым делом, конечно, отмечу свою любимую древнегреческую мифологию: и если в мятежнике-Эфраиме, жаждущим обладать "светом" и ставшим пищей чаек, очень легко узнать Прометея, то опознать морского оборотня Протея под бородатой рожей Уэйка куда как тяжелее. Хотя сходству у них много - как и старый греческий бог, смотритель маяка легко меняет личины, представая то в качестве побитого жизнью, но добродушного выпивохи, то в образе озлобленного и жестокого тирана. И подобно Протею, он "меняет облики", пока герой с ним борется, и предсказывает его будущее после поражения. Или вот, взять отсылки на психологию Фрейда и Юнга - многие (и я в том числе) замечали, что подчас главные герои ведут себя так, словно их тянет друг к другу, но оба стараются это скрыть. Сцена, где Эфраим мастурбирует, представляя, как занимается сексом с русалкой, но перед его глазами упрямо встают воспоминания о бывшем и ныне покойном бригадире, можно интерпретировать и как то, что груз вины парня настолько тяжёл, что он не может забыться в похоти, и как то, что предаваясь усладам плоти, он невольно вызывает из подсознания наиболее постыдные желания. А то и всё вместе. Тот же мотив Эдипового комплекса, в общем-то, лежит на поверхности - Уинслоу убивает своего старика-работодателя, желая иметь то, что принадлежало ему, хотя до этого периодически пытался заслужить его одобрение, а в запале роковой ссоры кричит, что "ты (Уэйк) не мой отец (чтобы я тебе во всём подчинялся)". А про то, что маяк является фаллическим символом и "яблоком раздора" в отношениях двух мужчин, Паттинсон говорил практически прямым текстом, ссылаясь на видение режиссёра. До кучи, мне понравились отсылки на старинные картины и гравюры, вроде дюреровского "Морского чудовища" или шнайдеровского "Гипноза" (хотя без помощи гугла я бы их и не распознал, каюсь).
